#Б-18

[X-Men: First Class Non-Kink]

Эрик/Чарльз. Пост-пляж. Эрик иногда вечерами навещает Чарльза.

@темы: #выполнено, #Бонус-тур. Арты

Comments

[Гость]

“Здравствуй”
1597 слов

Прочитать

Его “здравствуй” всегда очень тихое, как будто Эрик с похмелья, и любой громкий звук выводит его из себя. Нелепая мысль, но ничего “лепого” в голову Эрика, когда он оказывается рядом с Чарльзом, не приходит. Никогда. Это раньше он мог уверенно дискутировать по поводу будущего мутантов, пытаясь убедить молодого профессора в том, что надо брать дело в свои руки, а не дожидаться, пока “люди будут готовы узнать правду” и сотрудничать с ними. А сейчас в голове мешанина. Из-за злости на себя, из-за давящего чувства вины, из-за неловкости. И если первые два ещё понятны, то последнее удивляет его самого. Этому неприятному ощущению нет обоснования, но несколько секунд он чувствует себя неуверенно и чуть сильнее сжимает в пальцах шлем, который снимает, едва появляясь в комнате.
А Чарльз всё такой же. Не считая того, что теперь он в инвалидной коляске. Ждёт его, глядя в окно, на то, как солнце скрывается за горизонтом, а потом поворачивается и говорит:
-Здравствуй.
И это как начало, как своеобразное разрешение. К разговору. К тому, чтобы оставить шлем на столе. К тому, чтобы сделать шаг, а потом ещё один, и ещё, и так до самой коляски, упасть на колени и коснуться сухими, потрескавшимися губами его рук. То ли вместо ответного “здравствуй”, то ли вместо извечного, не высказанного “прости”. И сердце на секунду ёкает, и хочется остаться в этой позе ещё несколько минут, пока не станет неудобно, но он отстраняется.
Они никогда не говорят о том, что планируют. Точнее, что планирует Эрик, потому что масштабных проектов по изменению мира для удобства мутантов у Чарльза, в отличие от гостя, нет. Чарльз рассказывает о том, как проходят тренировки у ребят. Все делают успехи. Он прямо так и говорит: “Все делают успехи”. А потом вдаётся в подробности. В какой-то момент даже создаётся ощущение, будто ему просто неудобно молчать в компании то ли врага, то ли друга. Неизвестно, потому что теперь Ксавье называет его просто “Эрик”.
Под конец он спрашивает: “Как там Рэйвен?” – и Леншерру чудится, будто всё хорошо. Это светлое ощущение посещает его ровно на две секунды, после чего исчезает, оставляя внутри гнетущую пустоту, от которой впору взвыть, словно мутация позволяет ему не металлом управлять, а с точностью воспроизводить голоса животных. В таком случае этот вой был бы длинным, высоким и полным отчаянья. Он сам виноват. И он сам не способен ничего изменить. Поэтому он выдавливает из себя “Нормально”, не представляя, что обычно принято на такое отвечать, и сдерживаясь от вопроса, почему он просто не залезет ей в голову, чтобы узнать без посторонней помощи. Волосы на голове Рэйвен (нет, не Рэйвен, Мистик) не обладают магическим свойством укрывать её мысли от любопытных, временами всё ещё волнующихся названых братьев, так что проблем с этим у телепата возникнуть не должно.
А потом что-то меняется. Чарльз подкатывает коляску к дивану и хочет пересесть, но у него не сразу получается, и Эрик вскакивает, хочет помочь и... поднимает его на руки. И ощущение Чарльза, тот факт, что он держит его, касается его, почему-то ошеломляет. Снова наваливается вина, потому что именно по его вине профессор X, как его когда-то прозвала синяя бестия, не может ходить, но её будто заглушает тепло. Тепло, которое ощущают руки. Чарльз вовсе не пушинка, но Леншерр мог бы подержать его так ещё какое-то время.
Ксавье как-то смущённо смеётся, обхватив его руками за шею, и это тоже новое ощущение, и говорит:
-Ты так и собираешься стоять со мной на руках весь вечер?
И Эрик возвращается в реальность и усаживает свою драгоценную ношу на диван.
-Тебе ещё что-то нужно? Зачем ты вообще решил туда перебраться?
-Не против, если я покажу? – игнорируя последний вопрос, интересуется в ответ Чарльз. Мужчина качает головой. Он же снял шлем, какие ещё намёки ему нужны?
Перед глазами Эрика вспыхивает два образа: плед шотландской расцветки и старая книга с запоминающимся корешком. В комнате Чарльза много книг, так что без подсказки, без некой отличительной черты было бы сложно её отыскать. Эрик бережно укрывает пледом его ноги и суёт ему в руки книжку, усаживаясь рядом. Зачем ему книга? Зачем на диван?
А потом кое-как передвинув себя вместе с парализованными ногами, Чарльз устраивается рядом с ним, соприкасается с ним ногой (впрочем, это он, скорее всего, не чувствует), открывает книгу и начинает читать, а Эрику уже неважно, что. С самого начала он не вслушивается в слова, только в тихий, спокойный голос Чарльза, и чувствует его тепло. И этого достаточно, чтобы не только слова, но и буквы, из которых они состоят, на время потеряли смысл, не значили ровным счётом ничего. В этот момент Эрик словно становится в несколько раз чувствительнее обычного и старается впитать в себя всё, запомнить всё до единой мелочи. Что-то сродни глупой попытке восполнить то безвозвратно утерянное по собственной вине. То время, которое они могли бы провести вместе, те бесценные минуты.
Повернув голову к окну, Эрик вспоминает, как оказался здесь в первый раз после длительной разлуки.
В те дни он истязал себя душевными муками, но не смел показаться на глаза Чарльзу. Он боялся, что тот не простит. Сейчас он не боялся, он просто был уверен, что за такое простить невозможно.
Доставалось, в основном, его команде, родоначальникам будущего Братства. Братства мутантов. Доставалось Эмме, потому что она была телепатом, и, да, он сам сказал, что она должна заполнить брешь в его жизни, но подозрительность вкупе с муками совести, не относившимися к Фрост, но влиявшими на его эмоциональное состояние, заставляли срываться на ней. Доставалось Риптайду с Азазелем, которые до сих пор не могли что-то поделить. Доставалось Рэйвен с Ангелом, которые цапались то ли просто потому, что они – гормонально-неуравновешенные особы, то ли по какой-то другой причине, ему неведомой.
Эрик хотел узнать, что с Чарльзом, но не рисковал отправляться к нему, а шлем и вовсе боялся снимать. Если Чарльз уже давно искал возможность связаться с ним, то при первом же промахе он проникнет в его мозг и узнает обо всех его страданиях. Ну уж нет, такого гордость Эрика не выдержала бы!..
Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, но однажды вечером он позвал Азазеля и потребовал перенести его в поместье Ксавье. В одну конкретную комнату, чтобы уж наверняка. За что ему нравился этот мутант, так это за то, что не задавал лишних вопросов. В тот раз он не спросил вообще ничего. И даже, казалось, никак не отреагировал. Не пожал плечами, не выгнул в удивлении брови, не стал интересоваться, зачем. Перенести надо? Запросто.
Чарльз не спал. Как и сегодня, как и в другие их встречи, он сидел в инвалидной коляске и смотрел в окно. И даже не вздрогнул, услышав этот звук, который бывает только при телепортации. Нечто напоминающее хлопок. Даже не повернулся.
Леншерр махнул Азазелю рукой: пока свободен, позову тебя потом. И сделал маленький шаг в сторону окна, заверив:
-Я не причиню тебе вреда.
-Я и не думал, что ты когда-нибудь придёшь сюда, чтобы причинить мне вред, - отозвался Чарльз, поворачиваясь. На губах его была улыбка. Улыбка, с которой он потом всегда приветствовал Эрика.
Их встречи не были каким-то установленным фактом, не происходили по расписанию, например, в среду ровно в восемь. И Леншерра грела мысль, что Ксавье ждал его всякий раз. Вне зависимости от того, суждено ли случиться встрече или нет. Ждал, что раздастся этот хлопок, а потом он повернётся и увидит Эрика. И они проведут вместе ещё один вечер.
Эрик выныривает из своих мыслей, когда чувствует, как что-то касается его плеча. Он поворачивается и видит, что Чарльз заснул. Голова его покоится на плече гостя, глаза закрыты, дыхание ровное и медленное, книга скоро выпадет из ослабевших пальцев, которые хочется поцеловать. Все. По очереди. Неторопливо, нежно, ласково. Коснуться губами коротких ногтей.
Ксавье кажется ему очень трогательным, хочется зарыться носом в его волосы, ощутить их мягкость на мгновение. Столько всего хочется!.. Он сжимает рукой спинку дивана вместо того, чтобы приобнять, прижать к себе ближе, устроить поудобнее. Не заслужил ты, Эрик, такого счастья. Даже не смей его касаться. Уже прикоснулся. Уже постарался помочь, оградить от всего плохого. В итоге сам и оказался тем, от чего ограждал.
Надо встать и уйти, думает Эрик. Надо встать и уйти прямо сейчас и оставить его со своими снами наедине. Но Чарльз тихо дышит в тишине, он тёплый, и его голова на плече лежит так доверчиво, что просто невозможно отстраниться. Невозможно встать и уйти, хотя именно это и повторяет упорно в голове здравый смысл. Кто бы выключил эту дурацкую заевшую пластинку.
Завтра будет новый день, думает Эрик. Завтра он захочет прийти к Чарльзу снова, и, в общем-то, не будет никаких сдерживающих факторов. Кроме того, что сомневающийся внутренний голос будет говорить, что не стоит позволять этим встречам становиться слишком частыми. Не стоит привыкать. Не надо. И Эрик будет слушаться, будет верить в это, но потом опять придёт. Придёт снова и снова, не зная, зачем, почему, на что надеясь. Уж точно не на прощение. Но, может, когда-нибудь исчезнет неловкость. И, может, скоро они смогут просто молчать, не стесняясь друг друга так, как могут стесняться только те, кто искал в другом сходства с собой, а потом резко прозрел и осознал, что есть лишь отличия. Это очень больно – разрывать связь. Это очень тяжело – убеждать себя потом, что этот человек ничего для тебя не значит. Это очень сложно – не прийти, не упасть в ноги и не просить прощения до тех пор, пока язык не сотрётся в порошок.
Эрику казалось, что он избавился от всех своих страхов. Но один у него всё же остался. Точнее, появился. Появился со временем. Он боялся, что когда-нибудь, когда он снова окажется здесь, Чарльз обернётся к нему без улыбки и не скажет это тихое “Здравствуй”. Поэтому всякий раз, когда он его слышал, к коктейлю злости, вины и неловкости примешивалось облегчение. И он снова делал шаг, и ещё один, и ещё, и так до самой коляски, чтобы упасть на колени и коснуться сухими, потрескавшимися губами его рук. То ли вместо ответного “здравствуй”, то ли вместо извечного, не высказанного “прости”.

[Гость]

очень красиво, автор, мои комплименты

[Гость]

*зевнул*

[Шкав]

..и концовка. спасибо.
н.з.

[m@@nko]

Понравилось.Спасибо.

[True_mad_Funny_girl]

здорово у действительно здорово)
нз

[Гость]

Очень понравилось.
Спасибо, автор.
з.

[Гость]

мда...

[4ерти]

Очень... атмосферно, что ли. Эдакое переплетение грусти и надежды, чудесно перекликающееся с рисунком. Спасибо.

[Hillary Sammis]

[Профессор Ибич]

Автор, спасибо. Безумно трогательный фик.

[сам себе тайлер]

какие соооопли ._____. такая грусть
вот эта фраза понравилась:

Это очень сложно – не прийти, не упасть в ноги и не просить прощения до тех пор, пока язык не сотрётся в порошок.

[Гость]

понравилось
спасибо, автор)
нз

[Arli_n_di]

грустно как
Автор

[Danita_DEAN]

[Emori]

Превосходно, сильно, под конец особенно. Вы молодец, автор, так держать.

На этом моменте захотелось плакать.

И он снова делал шаг, и ещё один, и ещё, и так до самой коляски, чтобы упасть на колени и коснуться сухими, потрескавшимися губами его рук. То ли вместо ответного “здравствуй”, то ли вместо извечного, не высказанного “прости”.

[Шелиден]

не грустно, а трогательно - я таки заплакала в конце - очень здорово =-)

[JatyK]

Автор, милый, что же вы делаете! Это восхитительно