#3.27

[X-Men: First Class Non-Kink]

АУ. В сорок пятом Чарльзу около 30 лет, он как-то оказывается в Европе и подбирает там Эрика, который только что выбрался из концлагеря, и забирает с собой в Америку.

@темы: III тур, #выполнено

Comments

[Mr. X-man]

1849 слов. Я не уверен, что заказчик хотел этого, но всё же выкладываю. Плюс не совсем по заявке: год 1947.

По правде сказать, Чарльз не очень-то любил конференции. Когда-то они ему очень нравились, ещё в университете. Ему нравилось делиться своими идеями, нравилось слушать и впитывать то, чем с ним могут поделиться другие. Конференцию он воспринимал как возможность обменяться чем-то важным, чем-то, что действительно занимает, что имеет значение.
Позже Чарльз понял, что далеко не все смотрят на конференции так же, как и он. Для кого-то это просто повод выбраться на фуршет после всего действа, кого-то заставили писать работу в университете, и они писали просто чтобы не вылететь оттуда, кто-то терпеть не может писать работы, предпочитает практику, но вынужден возиться с бумагами, и рассказывает жутчайшим скучнейшим образом… В общем и целом, для Чарльза это было большой удачей – встретить на конференции кого-то такого же увлечённого, как он сам.
После войны конференций стало много, а вопросы на них стали серьёзнее. И доклады, конечно же, тоже. Просто появилось множество проблем, которые нужно было как-то решать, хоть как-нибудь, и все неравнодушные умы мира метались, судорожно хватаясь за идеи и сталкиваясь с невозможностью их воплощения. С одной стороны, Чарльз не мог не ценить это оживление, но с другой была его причина – эта война, а с третьей – то, что, кажется, чем дальше, тем более бессмысленными были все эти обсуждения, разговоры, доклады… С каждой конференцией Чарльзу Ксавье, молодому генетику и антропологу из США, становилось всё горше.
Ещё горше Чарльзу было от тех мыслей, что он читал вокруг себя. Со всех сторон. И если дома, в Уэстчестере с этим было попроще, то здесь, в Европе, где он посетил уже две международные встречи и две конференции, всё было куда хуже. Чарльз передвигался в основном на поездах, и отовсюду он слышал, как людям плохо. Тем, кто потерял родных на войне. Тем, кто едва выжил сам. Тем… всем, всем, всем…
Чарльз провёл ладонью по лицу, будто собирая на кончики пальцев паутинку из чужих переживаний, которая липла к его разуму. Он остановился на ночь в тихой гостинице в маленьком немецком городке и теперь сидел на улице за одним из столиков. Свет горел мало где, улица была тёмной и тихой. Ксавье никогда в жизни не видел такого в Америке. Столик его стоял прямо рядом со входом в гостиницу, над дверью висел фонарь, и к нему слеталась вся мошкара, а мотыльки отбрасывали пугающе громадные тени. Чарльз сощурился, глядя на них, а ещё чтобы дым не попал в глаза. Вообще-то он не курил, но в Европе как-то… почему-то иногда хотелось. Может быть, это желание он по невнимательности подцепил у кого-то из местных, а может просто обстановка располагала. Удивительная обстановка. Война два года как закончилась, и с одной стороны казалось, что это было так ужасно, ужасно давно, а с другой – будто бы она всё ещё идёт кое-где.
Вот как сейчас. Чарльз ощутил напряжение, настороженность, предельную концентрацию и страх, который был тщательно переформирован в холодную тихую злость. С такими эмоциями можно воевать. Ксавье не сразу встрепенулся, поняв, что это кто-то рядом испытывает эти эмоции – слишком глубоко задумался.
Чарльз ровнее сел на скрипнувшем металлическом стуле, озираясь в поисках человека, который… которому было так плохо.
«Wer ist hier?» – вспомнил Чарльз немецкий и хотел было уже позвать, но заметил тень, метнувшуюся от дома к дому. Кто-то явно избегал света и его самого.
Чуть подумав, Ксавье всё же аккуратно потянулся к чужому разуму. Разум оказался юным, но таким… болезненным, что у Чарльза заныли виски, к одному из которых он прижимал пальцы. Может, так делать и не стоило, но он не выдержал и влил в этот разум немного спокойствия. Немного гармонии. Ровно столько, чтобы человек не пустился наутёк, когда Чарльз его окликнет. Или чтобы не запустил в него что-нибудь острое. Плотная смесь из страха, злости и решимости весьма способствует проявлениям агрессии, Ксавье отлично знал это.
– Я безоружен и не хочу зла, – произнёс Чарльз, когда почувствовал, что юноша, прятавшийся в тени, успокоился. Ксавье поднял руки, показывая их, и ойкнул, тут же роняя сигарету. Она дотлела до самых его пальцев и слегка обожгла.
– Вы не немец, – после паузы парень всё же отозвался, медленно выйдя из тени дома на дорогу. Английский у него был отличным, хотя он и говорил с лёгким акцентом.
– Нет, я из Америки, – Чарльз опустил руки и заулыбался парню. Тот был и правда ещё совсем молодым, может, ещё даже несовершеннолетним.
– Мне нужно пройти дальше. Не могли бы вы никому не говорить обо мне? – Чарльз заметил, как стали жестче и острее черты молодого лица. У своего горла он почувствовал что-то прохладное. – Это лезвие бритвы, – пояснил парень, отвечая на невысказанный вопрос.
Чарльз едва не задохнулся от восторга. Это было невероятно. Мальчик явно был мутантом, скорее всего телекинетиком, и, судя по всему, мастерски управлялся со своими способностями.
– Потрясающе, – не выдержал Чарльз. Парень явно опешил от этого, но виду почти не подал, только нахмурился, а скулы его напряглись сильнее.
«Потрясающая мутация, мой юный друг, – повторил Ксавье уже в голове мальчика, и тот весь вздрогнул, перестал моргать, глядя на Чарльза. – Совершенно потрясающая. Прости, что так бесцеремонно вторгаюсь в твой разум, но иначе ты вряд ли поверил бы мне насчёт того, что ты не один. Ты не один обладаешь особыми способностями, Эрик. Я могу так называть тебя? Так вот, ты не один, но такой способности, как у тебя, я ещё не видел. Это потрясающе. И ты отлично владеешь собой, судя по всему».
Ксавье облизнулся, заставив себя остановиться. Иногда было очень сложно сдерживать словесный, а тем более мысленный поток.
Лезвие аккуратно пристроилось на краю столика, Эрик подошёл к Чарльзу, и тот сделал попытку встать.
– Сидите, – нервно отозвался Эрик, и Чарльз понял, что встать просто-напросто не может. Спинка стула резко обвилась поперёк его живота.
– Невероятно, – Ксавье осмотрел металлический жгут и поднял глаза на парня, который подошёл к нему. В свете фонаря стало видно, что одежда на нём подобрана кое-как, явно с чужого плеча, а на лице не по возрасту много морщин. Этот мальчик много пережил, много такого, от чего люди умирают сразу на месте. А он пережил. Ещё не известно, удача это или проклятие.
– Я… – в Эрике было так много решимости, он мог сделать что угодно, но просто-напросто не знал, что делать и говорить теперь.
– Ты мог бы освободить меня теперь, я не буду вставать, – Чарльз снова улыбнулся ему. Эрик чуть поколебался, пристально вглядываясь в лицо Ксавье, но всё же шевельнул пальцами, заставляя спинку стула снова стать спинкой стула и ничем больше.
– Вы читаете мысли.
– В том числе, – Чарльз закинул ногу на ногу и жестом предложил Эрику сесть на соседний стул. Тот и правда сел, положил руки на колени и уставился на них.
– Если вы станете читать мои снова, я снова подниму лезвие, – наконец произнёс Эрик. И добавил немного тише: – Я думал, я один такой.
– Нет, друг мой, – Чарльз не вкладывал в эту фразу столько тепла специально. Оно само просочилось на язык. – И тебе вовсе не нужно быть одному, – осторожно продолжил он.
– Что вы можете знать о том, что мне нужно? – резко бросил ему Эрик, обернувшись. Он смотрел с прищуром – злым и недоверчивым, – и в контраст со словами Ксавье, с его языка сорвалось не тепло, а вербальный дротик или метательный нож, ледяной и острый.
– Всё, – отозвался Чарльз негромко, коснувшись пальцами виска, и снова закурил, положил портсигар и зажигалку на середине стола – так, чтобы Эрик мог при желании взять их. – Ты идёшь в сторону Польши, но ты не знаешь, что будешь делать там, ведь так? Ты хочешь устроиться работать на какой-нибудь завод, но здесь ты всё ещё боишься закатывать рукава, – Эрик резко накрыл ладонью своё предплечье, сжимая его с силой. – Прости, что напоминаю об этом, – тише добавил Чарльз и замолчал. Очень хотелось расспросить Эрика, хотелось попросить, чтобы он показал, что умеет, поделиться с ним тем, что Чарльз знал сам… Но он молчал, потому что всё это сейчас было бы невозможно глупо. Глупо, эгоистично и издевательски.
Эрик всё же взял сигарету – просто чтобы сделать хоть что-нибудь. Курил он быстро и на Чарльза больше не смотрел.
– Завтра я буду в Берлине, а послезавтра вылетаю в Нью-Йорк, – наконец снова заговорил Чарльз, затушив свою сигарету в маленькой пепельнице на столе.

[Mr. X-man]

продолжение

Эрик тоже докурил, окурок он теперь комкал в пальцах, заставляя уголёк выпасть на землю.
– Уже был один человек, которому нравилась моя способность, – произнёс он. Чарльз почти наяву видел, как слова леденеют, окрашиваясь в блестящий серый.
– Ты резонно считаешь, что не должен верить мне, – кивнул Чарльз. Он потёр ладонь о штанину, думая, стоит дотронуться до плеча Эрика или нет. – Давай так, я клянусь, что никогда не стану проникать в твои мысли без разрешения, а если ты хочешь, научу тебя защищать мысли, – Чарльз неотрывно смотрел на Эрика, а тот смотрел на выпотрошенные остатки сигареты в своих пальцах.
Ксавье всё же протянул руку. Его запястье тут же захлестнул прут из спинки стула. Чарльз негромко вздохнул, и прут медленно, будто нехотя отпустил его. Пальцы Чарльза коснулись грубой ткани куртки Эрика и волос на его шее. Ксавье не лез в его разум, даже не думал, но постарался как можно более транслировать ему своё желание помочь, желание всё исправить. Не то, что было с Эриком, а то, что исправить ещё можно: может быть, его дальнейшую жизнь, или жизнь всего мира. В конце концов, Чарльз ведь за этим ездил на конференции в Европу.
Эрик поднял на него глаза и криво, горько усмехнулся. Не нужно было читать мысли, чтобы понять, что он считает, что это всё дерьмо собачье, что исправить ничего нельзя, а то, чего заслуживают люди – это боль. Это то, что Эрик видел везде, это то, что он хорошо усвоил, когда убили его мать, и это то, что закрепилось в его сознании, пока в одном из концлагерей над ним ставили эксперименты. Это то, что он считал правильным, когда убивал Клауса Шмидта, которому «нравилась его способность».
Ксаьве понимал, насколько гадко должно было бы ощущаться Эрику его сочувствие, но поделать с собой ничего не смог.
– Вы обещали не лезть в мою голову.
Чарльз понял, что у него глаза такие же влажные, как у Эрика.
– Я не лез. Просто ты очень громко… ощущаешь, – Чарльз улыбнулся, сморгнув влагу.

– Я видел много опасных людей, – Эрик стоял фактически по стойке смирно, пока они ждали такси. Это было первое, что он сказал за всё время, что они были в аэропорту Берлина, что летели и что проходили Нью-Йоркский терминал. – Но они все просто младенцы по сравнению с тобой, – он повернулся к Чарльзу. Тот запахнул своё пальто и тоже посмотрел на Эрика, изогнул бровь в немом вопросе. – У меня нет никаких документов, я два года скитался по Германии, убив одного из офицеров, и всё, что у меня есть – это номер на предплечье. Но я сейчас стою в Нью-Йорке, будто так и нужно, и жду такси. И никто не задал мне ни одного вопроса ни там, ни здесь. И это твоя заслуга, Чарльз. И это делает тебя опаснее кого угодно на свете, – у Эрика был уверенный холодный взгляд, он просто рассуждал и анализировал. И мотал на ус, делал для себя выводы.
Ксаьве вздохнул и улыбнулся.
– Если ты позволишь мне, я могу показать, почему это не так, друг мой. Не все люди имеют этот «опасный» потенциал.
– «Не все люди плохие»? – Эрик чуть скривился в усмешке.
– Не все люди плохие, – кивнул Чарльз совершенно серьёзно.
– Американцы все такие… – Эрик запнулся, подбирая слова. – Такие идеалисты?
– К сожалению, нет, – хмыкнул Чарльз, махнув желтой машине с «шашечками» на боках. – Надеюсь, ты потерпишь мой идеализм?
Эрик промолчал, садясь в такси. Он смутно надеялся тоже, хотя и не хотел позволять себе этого. Не терпеть надеялся. Надеялся просто – впервые за эти годы.

[ankh976]

[yisandra]

прекрасно будет ли продолжение?

[Mr. X-man]

Честно говоря, продолжение не планировалось, но написалось)

764 слова.

– Ты уже освоился? – Чарльз поднял голову от книги, улыбаясь. Кажется, это у него было рефлекторное, он сразу начинал улыбаться, как только видел знакомого человека. Может быть, это тоже американская черта?
Эрик стоял в дверях библиотеки, где расположился Ксавье. На нём теперь была водолазка по размеру и аккуратно отглаженные брюки, а волосы были чисто вымыты и аккуратно зачёсаны. При желании его можно было бы принять за отличника какой-нибудь частной школы. Чарльз с теплотой подумал о той школе, которая вскоре должна открыться прямо здесь, в Уэстчестере, в этом доме. Он уже начал собирать документы.
– Достаточно, чтобы не дёргать тебя по пустякам, – Эрик сдержанно улыбнулся в ответ, проходя в комнату. Они приехали в особняк только днём, всё утро они потратили на то, чтобы обновить – точнее, создать – гардероб Эрика. Тому явно было неловко до ужаса, он постоянно зажимался и предпочитал молчать и отказывался от всего, что не считал необходимым. Впрочем, когда они оказались наконец дома у Чарльза, Эрик чуть расслабился. Его явно нервировало большое количество людей вокруг, а здесь никого не было.
– И чтобы поговорить? – Чарльз улыбнулся шире и отложил книгу на столик перед собой. Там же стояла пустая уже чашка и лежала сложенная шахматная доска. – Прости мне моё любопытство, но и меня можно понять, верно?
Эрик вздохнул, садясь в кресло напротив Чарльза. Он сидел, предельно ровно держа спину и чуть приподняв подбородок.
– Меня зовут Эрик Леншерр, в этом году мне должно исполниться восемнадцать лет…
– Эрик, не обижайся, но это я уже знаю, – Чарльз жестом прервал его. – Нет, я не трогал твою память снова, это ещё с того раза, – ответил Ксавье на молчаливое обвинение нахмурившегося Эрика.
– Тогда я не знаю, что ты хочешь узнать, – холодно отозвался Леншерр и чуть выше приподнял подбородок.
– Я хочу узнать, играешь ли ты в шахматы, – Чарльз вопросительно поднял брови и раскрыл доску на столе.
Эрик недоуменно заморгал.
– Играю.
– Здорово, – и снова улыбка. – Давай сыграем. Судя по твоему отличному английскому и этому, – Ксавье обвёл взглядом доску, на которой расставлял фигуры, – у тебя хорошее образование.
– У меня был строгий учитель, – Эрик сжал губы в тонкую линию. – Я рад, что больше никому и никогда он не будет преподавать.
– Извини, – кивнул Чарльз. Со стола скатилась одна из пешек, и прежде чем он наклонился за ней, она взмыла в воздух и встала на своё место на доске. – Как ты это ощущаешь? – он поднял глаза на Эрика, и тому стало неловко от бесконечного восторга. Такой бывает в глазах у детей, которые не видели смерти и не испытывали боли, а не у тридцатилетних телепатов-профессоров.
– Я чувствую металлические пластины, которыми обёрнута фигура, – пояснил Леншерр, взяв в руку чёрного короля и задумчиво потерев его подушечками пальцев.
– Только металлические пластины?
– Да, – Эрик раскрыл ладонь с фигурой на ней, а от короля медленно и аккуратно отделились ажурные бронзовые пластинки, которые его украшали. – Просто… чувствую. Металл – это ещё одна часть меня, только вне тела, – пластины свернулись в комочек, его поверхность быстро разгладилась, и комочек превратился в маленький бронзовый шарик.
Чарльз наблюдал заворожено, не моргая, и улыбка его становилась только шире.
– Ты чувствуешь весь металл в комнате?
– Не только, – Леншерр облизнулся, то ли задумавшись, то ли концентрируясь. – Ворота на территорию особняка тоже, – наконец пояснил он. – Большую тарелку на территории чувствую.
– Ты её тоже можешь так… – Чарльз поднял на него округлившиеся глаза и кивнул на бронзовый шарик, парящий рядом с «голым» чёрным королём на ладони Эрика.
– Нет, – тот повёл плечами – то ли ему было за это стыдно, то ли просто не хотелось признаваться. – Это слишком.
Чарльз потянулся вперёд и мягко накрыл и короля, и шарик, и руку Эрика своей, глядя Леншерру в глаза. Тот вздрогнул, но не отпрянул – как будто хотел отстраниться, но запнулся о взгляд Чарльза, посмотрев ему в глаза. Рука у Ксавье была тёплой и мягкой, глаза – яркими, и у Эрика во рту почему-то пересохло.
– Ты сможешь, друг мой, однажды сможешь. Я тебе обещаю.
– Это глупо, – чтобы ответить, пришлось разлепить и облизнусь сухие губы. Леншерр подумал, что стоило бы сказать «Это невозможно» или «Я тебе не верю», – и то, и другое было бы правдой.
Чарльз снова стал расставлять фигуры. Последним на доску встал король, которого поставил Эрик.
– Я делал много глупых вещей в жизни, и ещё не успел пожалеть ни разу, – хмыкнул Ксавье.
– Белые ходят первыми, – Леншерр не стал отвечать, теперь он смотрел на доску. Свои фигуры Чарльз передвигал руками, а Эрик – с помощью способностей. Все, кроме короля. Это было необязательно, но… пожалуй, Эрику нравилось то, как это нравилось Чарльзу. Может быть, он решил покрасоваться.
Внутренний голос фыркнул: «Это глупо».
«Это глупо».
«Это невозможно».
«Я тебе не верю».
Эрик подумал, что телепат мог бы запретить себе верить – на полном серьёзе, и мозг повиновался бы. Он так сделать всё же не мог, хотя и очень старался.

[ankh976]

спасибо!

[Sad Cypress]

Чудесное исполнение И, автор, кажется, вы не оставили себе выбора, кроме как продолжать

[Птица СИРИН]

Автор, очень они мне у вас нравятся, спасибо большое, читала оба кусочка с удовольствием, но второй - особенно!
Какой чудесный Эрик! И восторженный Чарльз - это так очаровательно)))

[yisandra]

прекрасное исполнение. с удовольствием почитала бы ещё))

[Айрэ Эдхеленэль]

[[Ари]]

Автор, потрясающе! Вы так здорово описываете Эрика

[Mr. X-man]

Спасибо огромное всем, мне очень приятно) И я очень рад, что такой Эрик пришёлся вам по душе)

И ещё продолжение, 835 слов.

– Ты мог бы помочь мне с документами? – Эрик сидел за столом, дожидаясь, пока Чарльз разложит завтрак по тарелкам. До этого утра Леншерр был уверен, что такой холеный аристократ, как Чарльз, не то что готовить не умеет – не знает, как включить плиту. Судя по запаху, который наполнил неожиданно уютную кухню, он жестоко ошибался. Впрочем, Эрику было грех жаловаться.
– Конечно, – кивнул Ксавье, усаживаясь напротив Леншерра. На стол он уже поставил две тарелки и две чашки, от которых поднимался пар. Пар от чашки Чарльза подсвечивали солнечные лучи из окна, она же ложились полосами на лицо Чарльза. Почему-то картина Эрику показалась ужасно… домашней. Милой. Он не думал, что всё ещё способен оценить что-то как «милое», обратить на это внимание.
– Я бы хотел указать там ненастоящую дату рождения.
– Строго говоря, там почти всё будет ненастоящим, – улыбнулся Чарльз. – Тебя не устраивает твой день рождения?
– Меня не устраивает, что к несовершеннолетнему будет больше вопросов, – Эрик занялся своим омлетом и невольно замедлился, смакуя кусочек. Омлет у Ксавье вышел по-настоящему здорово. Было что-то нереальное в этом паре от чая, в располосованном солнечном светом лице Чарльза и вкусе омлета на языке. Сложно поверить в этом всё, когда пару дней назад ты прятался и спал на сеновале, а завтракал стащенным с чужого стола чёрным хлебом.
– Ну, восемнадцать тебе будет в этом году, ведь так? – Чарльз пожал плечами.
– Я не намерен ждать, – просто пояснил Эрик.
– Ты можешь теперь это себе позволить, почему нет?
– Ты правда считаешь, что я останусь сидеть у тебя на шее? Или ты планируешь меня изучать? – Леншерр сначала даже улыбнулся одними уголками губ, но улыбка быстро исчезла – вторая мысль оказалась совсем несмешной. – Я могу устроиться в жизни самостоятельно. Здесь… достаточно спокойно, – он вспомнил, как почти два года скитался по Германии. Сначала он был просто дезориентирован. Когда-то у него была цель, смысл в жизни – убить Шмидта, отомстить за мать. Когда в Германию пришли русские, представился идеальный шанс, и ничто не могло помешать Эрику им воспользоваться. Что он и сделал. С нескрываемым удовольствием. Он надеялся, что перед смертью Шмидт видел это – удовольствие на лице Эрика. Клаус Шмидт научил Эрика говорить по-английски и по-французски, научил счёту – может быть, лучше, чем в любой школе. А ещё научил получать удовольствие от убийства. Шмидт вообще преподал ему много уроков, ни один из которых Эрик не собирался забывать. В том числе и о том, что людям – даже американцам с честными голубыми глазами – доверять нельзя. И когда цель была достигнута, а смысл жизни пропал, Эрик не стал доверять людям. Он не знал, что ему делать теперь, он даже не мог надеяться, что кто-то из его семьи остался жив – он знал точно, что даже надеяться глупо. Почти два года – может показаться, что это слишком много, чтобы собраться с мыслями. Не когда ты готов либо убивать людей, либо скрываться от них. Не когда последние годы до этого ты существовал ради убийства, ежедневно испытывая столько боли, сколько может причинить человек человеку. Или мутант мутанту.
Леншерр моргнул несколько раз, заставляя себя вернуться в реальность, вынырнуть из воспоминаний.
– Я ни в коем случае не имел в виду ничего подобного, – Чарльза был предельно серьёзен, качал головой, открыто глядя Эрику в лицу.
– В таком случае, я устрою свою жизнь и отдам тебе долг, – кивнул Леншерр, поднося к губам чашку. Он не рассчитал, и чай чуть обжег ему губы, язык и нёбо – Эрик вздрогнул и отставил чашку, глубоко вдохнув через рот.
– Я надеялся, что ты поможешь мне, – медленно произнёс Чарльз, будто раздумывая, стоит ли делиться с Эриком чем-то. – У меня есть несколько знакомых мутантов, и я намерен найти ещё больше. Многим мутантам нужна помощь, чтобы научиться справляться со способностями. Этим я и хочу заняться.
– При чём здесь я? – Эрик поднял на Ксаьве недоуменный взгляд.
– Ты отлично владеешь собой. И ты можешь больше. Я говорил тебе про ту тарелку недалеко от особняка, – Чарльз улыбнулся, кивнув в сторону окна. – И ты можешь научить этому других.
– Ты знаешь, кто учил меня. Это те методы, что знакомы мне, – вилка и нож аккуратно легли радом с пустой тарелкой.
– Я покажу тебе другие. Пожалуйста, не думай, что я хочу удержать тебя в корыстных целях, друг мой. Всё, что я хочу – это помочь. Всё, чего я прошу – остаться немного дольше, посмотреть, что из этого может получиться.
Эрик промолчал, а Чарльз предусмотрительно подул на поверхность чая, прежде чем сделать глоток. Леншерр внезапно подумал, что, наверное, от Чарльза всегда должно пахнуть дорогим одеколоном и чаем, например, с бергамотом. Да, Ксавье подошёл бы этот запах. Эрик потёр ладони о штанины – почему-то от собственных мыслей он смутился.
– Мы можем начать тренировки сегодня, если хочешь, – Эрик не посмотрел, но услышал, что Чарльз опять улыбался.
– Ты обо мне всё знаешь, – Леншерр наконец поднял глаза, – а я о тебе почти ничего.
– Это нечестно, – кивнул Чарльз. – Я отвечу на все твои вопросы, до, вовремя или после тренировки, как тебе будет угодно.
– Во время, – Эрик решил, что терять время бессмысленно, хотя и слабо себе представлял, как Чарльз собрался его «тренировать». Вряд ли как Шмидт. Хотя при желании мог бы сделать ещё хуже, чем Шмидт. Телепат – это всегда хуже, если он того хочет, конечно. Эрика всё ещё удивляло, что Чарльз, судя по всему, и правда не хотел.

[Sad Cypress]

Я в восторге от того, какие они IC-шные Очень, очень нравится :3

[yisandra]

спасибо, что продолжаете

[Alisa32]

Очень прелестное исполнение Присоединяюсь к ждущим продолжения!

[left-handed]

Это просто прелесть
И, кажется, скоро будет юст.

[Птица СИРИН]

Такие чудесные кусочки из жизни.
Автор, еще, дайте еще????

[ankh976]

ооо, спасибо за новые кусочки

[Mr. X-man]

Спасибо огромное, ребят, я правда рад, что это кто-то читает)
left-handed, вы правы, юст там есть, да и, в общем-то, планировался)
Sad Cypress, очень здорово, что попадаю в характеры, очень хочется их выдержать)

Продолжение.
1465 слов.

Вот уж чего Эрик не ожидал – так это банальных физических упражнений. Бег, отжимания, приседания, наклоны, снова бег. Это как-то даже разочаровывало, несмотря на то, что Чарльз делал вместе с ним всё то же самое, и при этом отвечал на все вопросы. Впрочем, чем дальше, тем меньше Эрик их задавал – всё же упражнения есть упражнения. Но он успел узнать, что Чарльз был приёмным ребёнком, что у него есть названная сестра, тоже мутант, и ещё что в университете у него была репутация балагура и бабника, что, в общем-то, не было слишком далеко от реальности. Последнее Леншерру было представить труднее всего, конечно же. Воображение никак не могло смириться с тем, что его заставляют показывать вот этого спокойного мужчину, который носит скучные кардиганы и рубашки с накрахмаленными воротничками, пьёт чай из фарфоровых чашечек, растрёпанным, румяным от алкоголя и, может, в какой-нибудь дурацкой кепи. Эрику казалось, что кепи должна быть обязательно, как и лихорадочный румянец пятнами – такой же, как после пробежки, когда Чарльз согнулся и упёрся руками в колени, восстанавливая дыхание. Честно сказать, Леншерру почему-то казалось, что смотреть на этот румянец как-то… стыдно? Непристойно? По крайней мере, он ему таким казался, и Эрик отводил глаза, отворачиваясь.
Чтобы отвлечься, он стал припоминать, что было с десяток лет назад. Тогда ведь Чарльз должен был ходит в университет? Тогда уже отменили сухой закон? Да, точно, сухой закон, он же был… Но Эрик, как ни старался, не мог вспомнить точных дат.
– А тебя не пугали ФБРовцы? – наугад спросил Эрик, разгибаясь. Он уже отдышался, и теперь встал ровно, озираясь в поисках бутылки с водой. Кажется, они в начале пробежки оставили её здесь.
– Что, прости? – Ксавье поднял брови и оглянулся тоже. Бутылку в траве он увидел первым, и уселся рядом с ней на землю.
Чуть поколебавшись, Эрик последовал его примеру.
– Когда ты кутил в молодости. У вас же было запрещено пить?
– О, ты знаешь о сухом законе, – Чарльз заулыбался. Он свинтил крышку с бутылки и сначала передал воду Эрику. – Скажем так, я успел ощутить его действие.
Леншерр хотел подавить усмешку, но у него не получилось.
– Значит, ты ещё и преступник, – он отпил из бутылки и вернул её Чарльзу. И отвернулся снова, когда губы того коснулись голышка бутылки – там, где только что были губы Эрика. Почему-то последнему это казалось… неправильным. Было бы всё равно, если бы это была мать, или если бы это была бутылка, которую выдали на весь вагон евреев, которых везли в Аушвиц. Тогда на всё было плевать. А теперь, когда это была бутылка на двоих, это было неправильно. Леншерр невольно облизнулся, и краем глаза заметил, что Чарльз сделал то же самое.
– В некотором роде. В конце концов, я привёз тебя сюда, это тоже, по сути, преступление, – Чарльз пожал плечами, снова растягивая губы в улыбке. То ли из-за пробежки, то ли ещё из-за чего-то губы у него тоже покраснели – как и щеки. Такие красные влажные губы рисовали некоторые художники дамам и господам на старинных портретах, которые Шмидт иногда показывал Эрику – когда решал, что ему стоит ознакомиться с мировой историей искусства. Дамы и господа всегда были одеты парадно и пышно. Леншерр невольно представил Чарльза в камзоле какого-нибудь императора и подавился смешком.
А Ксавье кивнул на ту самую тарелку – антенну, о которой он говорил и вчера, и этим утром.
– Ты чувствуешь её сейчас?
– Да, – Эрик пожал плечами и кивнул. Он ощущал громаду, что-то по-настоящему большое, но не так, как это видели глаза. У него занимало некоторое время, чтобы «пройтись» своей силой от края до края, ощутить весь металл как будто в себе. То есть, одновременно в себе и вне себя, как что-то родное и подчиняющееся. Металл ему подчинялся, но он мог бы разве что содрать пару листов с поверхности. Если бы подошёл близко. Всё целиком в его дар просто не вмещалось. Чувствовать – это одно, а что-то делать с этим – уже другое.
– Что ты можешь сделать? – Чарльз внимательно смотрел на Эрика, и это раздражало.
Точнее, больше не хотелось признавать:
– Ничего, – спокойно ответил Леншерр. Ладно, он может признаться себе, что был бы не против покрасоваться перед Чарльзом. Но правда есть правда.
– Но ты не попробовал, – улыбнулся Ксавье.
– Я и так это знаю.
– И всё же.
Эрик глубоко вдохнул, задержал дыхание на секунду и медленно выдохнул, вставая на ноги.
Шмидт. Мать. Война. Люди. Злость, ярость, отчаяние. Весь горький коктейль, который могла принести война, и который щедро вливал Эрику в горло Шмидт. Коктейль Молотова, коктейль с порохом, коктейль с кровью.
Леншерр стиснул зубы. Он чувствовал, как он его напряжения задрожали металлические защёлки ближайших окон особняка. Тарелка не двигалась. Эрик подумал, что сейчас от напряжения что-то сдвинется у него в мозгу.
– Я не могу, – он опустил руки и согнулся, дыша так, будто снова бегал, а не отдыхал на траве минуту назад.
– Эрик… – Леншерр резко обернулся – от удивления. Голос у Чарльза был каким-то приглушённым, будто задушенным, а выражение лица было таким, будто это он потерял свою мать, причём только что.
– Ты…
– Нет, я не читал твои мысли, – Ксавье покачал головой, поднимаясь на ноги. Эрик тоже разогнулся. Он только сейчас обратил внимание, что Чарльз ниже его почти на полголовы. Это тоже было как-то неправильно, по крайней мере, странно. И только сейчас, когда Чарльз встал почти вплотную к нему, заглядывая в лицо, Леншерр заметил морщинки в уголках его глаз и губ, и складки на лбу. Раньше он не обращал внимания на это. А сейчас, когда Чарльз, кажется, едва не плакал, он разом набрал весь свой возраст и перестал выглядеть, как восторженный ребёнок. Эрику стало даже жаль, ему нравилась искренняя восторженная улыбка. Да, пожалуй, теперь он решил, что нравилась. – То, что ты ощущал, было… ты не обидишься, если я скажу «ужасно»?
– Это и есть ужасно, – спокойно отозвался Эрик. – Ты просто слышал это?
– Ты громко чувствуешь, друг мой. Очень… сильно.
Леншерр уверенно кивнул.
– Иначе я не смогу управлять не то что той тарелкой, но, может, и всем остальным тоже.
– Это твой способ?
Эрик кивнул снова, но Чарльз покачал головой. Лицо его постепенно разглаживалось, уходило послевкусие чужих эмоций, которыми его захлестнуло мгновение назад – как будто он упал в океан и бесконечно тонул, глотая ледяную солёную воду.
– Это не твой способ, а Шмидта, – наконец пояснил Ксавье.
– Это одно и то же, – Эрик стиснул зубы. Чарльз коснулся его плеча, заставляя повернуться лицом к тарелке снова. Рука на плече – не тяжёлая, это было мягкое прикосновение – удивительным образом успокаивала. – Мне нужно разозлиться, чтобы что-то получилось. Или расстроиться.
– Успокойся.
– Что?
– Успокойся, – повторил Чарльз, совсем легко сжав плечо Эрика. – Сильные эмоции помогают тебе добиться определённых успехов, легче и быстрее всего вызвать у человека негативную эмоцию, это верно. Но чтобы пойти дальше, тебе нужно обратиться к чему-то другому. Концентрация и свобода одновременно – это то, что нужно тебе и твоему дару. Ты, мм… позволишь? – Эрик скосил на Чарльза глаза. Тот держал пальцы у виска, но не касался его. Вздохнув, Леншерр снова перевёл взгляд на тарелку.
– Ладно.
Для Чарльза это было совсем не похоже на то, как на него обрушил переживания Эрик – пусть и случайно. Ксавье был осторожным, аккуратным, если бы Леншерра спросили, что он чувствует, он бы сказал – ласку. Чарльз ласково и ловко перебирал его воспоминания, попутно делился какими-то своими. Эрик решил, что если бы в реальности картинки мелькали так же, его бы уже давно стошнило, а в голове всё было иначе.
А вот его мать. Эрик почти не видел именно эту картинку, но его заполняло ощущение радости. Нет, не так. Гармонии. Он стал стаканом, и Чарльз аккуратно вытаскивал это воспоминание – наливал в Эрика-стакан гармонию.
В голове стало легко и чисто, как будто вместе с очередным вдохом свежий воздух попал сразу в мозг, а не в лёгкие. Чисто, свежо. Гармонично.
Чарльз улыбался рядом, Эрик удивительно быстро сфокусировал на нём взгляд. Он думал, что придётся долго отходить от вмешательства в мысли, но получилось совсем наоборот. Где-то на задворках сознания тихо наигрывала песня. Эрик точно не слышал её раньше.
– Что это? – выдохнул он.
– Прекрасное воспоминание. Ты можешь ощущать невероятно чудесные эмоции, друг мой. Ты молод, я надеюсь, что в жизни у тебя их будет ещё много, – Ксавье снова положил руку на плечо Леншерра.
– Нет… это… – он несколько раз прищёлкнул пальцами в ритм песне.
– Ох, прости, это, видимо, мои концентрация и свобода, – виновато улыбнулся Чарльз. – Скоро она исчезнет из твоей головы.
– Я хочу послушать её, – Эрик сказал раньше, чем успел хорошо обдумать это, и тут же плотно сжал губы, готовый сейчас же отказаться от своих слов.
– У меня есть несколько пластинок, – засиял Чарльз. – А ещё Элла Фицджеральд скоро будет выступать в «Даунбите», это клуб в Нью-Йорке. Мы могли бы съездить.
Ехать Эрику не очень хотелось, но, кажется, очень хотелось Чарльзу, и Леншерр молча кивнул.
– Попробуешь? – Чарльз указал на тарелку.
Эрик сощурился. Он гораздо чётче ощущал металл, теперь он мог различить детали помельче – перегородки, даже клёпки. Это было до странного легко, хотя ощущение быстро уходило. Леншерр попробовал задержать в голове эту песню, которую оставил ему Чарльз. Ощущение легкости вернулось, у Эрика от волнения вспотели ладони, а подушечки пальцев похолодели. Лёгкость всё равно ускользала, голова переставала быть такой чистой.
– Нет. Ещё нет, – наконец ответил он. – Давай… давай сначала съездим в Нью-Йорк.

[безумие джека монро]

ААААА ЭТО ТАК ЗАМЕЧАТЕЛЬНО
ПРЕКРАСНО
ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ
ОНИ ТАКИЕ ЖИВЫЕ
И ОБРАЗЫ ТАКИЕ ЯРКИЕ
И БОЖЕ ЭТОТ ЮСТ ЗАСТАВЛЯЕТ МЕНЯ ГОРЕТЬ
СПАСИБО ВАМ, АВТОР

[ankh976]

спасибо!

[yisandra]

[Santa Maria]

Большое спасибо.

[Morgan C. Hoax]

Автор, это просто потрясающе!

[Sad Cypress]

Чудесное продолжение

[..Тайлер..]

Автор, спасибо вам за юного Эрика
Such kink wow
Отличный текст

[Mr. X-man]

Спасибо большое всем, мне ужасно приятно! Надеюсь, дальше будет не хуже)

И ещё продолжение:
1685 слов.

В Нью-Йорк Эрик поехал уже с паспортом американского гражданина в кармане. С того дня, когда они впервые заговорили о документах, прошла уже неделя, а с из прибытия из Европы – восемь дней. Но Леншерр был уверен, что так быстро дела не делаются даже в Америке. Это невозможно – получить паспорт просто так за неделю. Он даже не ходил никуда, не заполнял никаких бланков, не отвечал на вопросы. Просто один раз Чарльз пригласил в дом фотографа, а потом за очередным завтраком отдал Эрику паспорт. Так непринуждённо, как будто это было всё равно, что чашка чая, которую он подвинул к Леншерру следом.
Впрочем, удивлялся Эрик тоже не долго. Он не стал уточнять, настоящий ли паспорт – конечно, настоящий. Он не стал спрашивать, использовал ли Ксавье свою телепатию, чтобы его сделать – конечно, использовал. Правда, Эрик заметил, что в остальном Чарльз не спешил прибегать к своему дару, чтобы получить что-то. И уж тем более не спешил управлять людьми ради своей выгоды. Это… с одной стороны немного удивляло, но с другой обнадёживало. Может быть, он действительно не лазает тайком в голову Эрика. Он ведь обещал.
Эрик смотрел в окно, они ехали по ночному Нью-Йорку в такси. Чарльз сначала что-то рассказывал – про город, про Эллу Фицджеральд, – но потом перестал. Эрик запомнил, что она может петь в пределах целых трёх октав. Чарльз даже пошутил, что это такая мутация, и у мисс Фицджеральд чудесная способность. Может, он даже не шутил, и это было так. Ксавье всё же генетик, ему лучше знать.
Леншерр глянул на Чарльза краем глаза – не хотел на него пялится, но ему было любопытно. Ксавье был взбудоражен почти весь день, чуть нервно потирал руки о штанины, улыбался чаще, но не так долго, как обычно – отрывочно. И шарил вокруг себя цепким взглядом. Он как будто стал внимательнее и рассеяннее одновременно. Эрик знал, что это всё из-за концерта. Чарльз всю неделю включал ему записи Эллы по вечерам, иногда просто так, а иногда приглашая играть в шахматы. Ксавье ждал концерта, как дети ждут рождества. И Эрик в конце концов признался себе, что ревнует его к этим записям, к пластинкам, к женщине, которую ни один из них не знал лично. Сначала Ксавье так восторженно смотрел только на него, как он сминает металл взглядом, как завивает вилку в спираль и разгибает обратно, возвращая всё на место, как подхватывает без рук у самой земли упавший кофейник и наливает Чарльзу кофе, сидя за другим концом стола. Это было до ужаса глупо, наверняка Чарльз так смотрел бы на любую мутацию. Дело было не в Эрике, а в том, что Эрик был носителем чего-то, что нравилось Чарльзу, и причём не единственным. Но поделать с собой Леншерр ничего не мог. Он только надеялся, что Чарльз держит слово и не лезет к нему в голову проверить, что там и как.
В «Даунбите» было шумно и людно, музыка уже играла – кто-то играл на фортепиано и саксофоне, пока без дела стояла барабанная установка. Чарльз несильно потянул Эрика за рукав пиджака, заставляя сесть за один из столиков.
– Не люблю людей, – пробормотал Эрик, почти уверенный, что Ксавье его не услышит, но ошибся.
– Ну, что ж, в клубах всегда людно. Если в клубе нет людей – значит, здесь скучно и плохо поют, – он пожал плечами. Чарльз сиял, как будто было мало того, что рождество, так ещё и сам он был рождественской ёлкой.
«Stille Nacht, heilige Nacht!» – вспомнил Леншерр и подумал, что Чарльзу и правда очень подошла бы эта песня. Он весь был такой неправдоподобно мягкий и мелодичный, что больше походил на эту песню, чем на человека или мутанта. Эрик поймал себя на раздражении. Он не знал, то ли это чувство правдивое и Чарльз правда раздражает его этим, то ли это сам Эрик обманывается из-за своей ревности.
«Господи, ничего глупее в моей жизни не было».
Хуже – было. А глупее – наверное, нет.
Чарльз пил виски со льдом. Эрик же задумчиво вертел пальцами бокал с сухим мартини. Ему нравилось, как оно вяжет язык. Также вязала мысли Элла Фицджеральд. На сцене она пела то одна, то с кем-то, и Леншерр даже расслабился. Чарльз иногда подпевал, щелкал пальцами в ритм. Ему явно хотелось танцевать, но он почему-то оставался сидеть за столиком. Боялся оставить Эрика одного? Это тоже было бы глупо, уж что-что сделать, а постоять за себя в случае чего Эрик мог бы лучше любого в этом клубе.
Постепенно помещение задымилось, пахло самым разным табаком, и чтобы притерпеться, Эрик с Чарльзом закурили тоже.
– Я немного пьян, – признался Чарльз. Он откинулся на спинку стула и вытянул ноги вперёд, чуть прикрыл глаза. Сигарету он зажал между губ, и в пальцы брал только пару раз, чтобы сбить пепел, иначе он бы посыпался ему на грудь.
– Я вижу, – усмехнулся Леншерр, окинув Чарльза взглядом. Неделю назад, представляя себе выпившего Ксавье, он был прав: у Чарльза появился яркий лихорадочный румянец.
Элла пела что-то тягучее, медленное, вместе со словами растягивались ноты, вместе с нотами движения, вместе с движениями как будто вся жизнь растягивалась. Плавная и медленная задымлённая жизнь. Внезапно всё вокруг показалось Эрику нереальным, может быть, смахивающим на сон. Такие снятся перед самым пробуждением, и тогда сложновато отделять их от реальности после того, как откроешь глаза.
«Может быть, я тоже пьян?» – Эрик потёр веки и посмотрел на мартинку. Нет, такого быть не могло.
Чарльз тронул его за руку, и Леншерр обернулся – резковато. Ксавье улыбался.
– Поехали, – кивнул он, и Эрик только теперь понял, что музыка затихла, а на сцене остался только пианист – он наигрывал что-то неопределённое, скорее всего, просто импровизировал.
У выхода Чарльз снова тронул Леншерра, на этот раз за локоть, прося нагнуться, чтобы можно было говорить на ухо:
– Когда мы выйдем, не волнуйся.
Эрик недоумённо моргнул, но спрашивать ничего не стал.
– Ребята, что ж вы так рано уходите? – услышал он, как только за ними закрылись двери. Два крепких парня отлипли от стены и сделали несколько шагов им навстречу.
Леншерр резко напрягся, подобрался. У одного – металлический нож, раскладной. А ещё металлическая пряжка ремня, металлический зуб и металлические монеты в кармане. Почти такой же набор у второго, только зубы все свои.
Отлично, значит, ножи.
Эрик хотел поднять руку, но почувствовал, как Чарльз касается его плеча. Во взгляде у Ксавье было предупреждение.
Зато он как-то развязно улыбнулся мужчинам и даже чуть пошатнулся. Он что, настолько пьян?
– Да как-то домой бы пора, – ответил он им.
Ребята усмехнулись друг другу, и один из них взял Чарльза под локоть, уводя за угол. Второй показал Эрику нож.
– Мы его сами проводим, ага? Гуляй отсюда, парень.
– Не ага, – процедил сквозь зубы Эрик, и в следующую секунду мужчина упал с хрипом.
– Эрик, нет! – Чарльз выскочил из-за угла, за которым только что скрылся. За ним появилась рука, в которую Леншерр прицельно отправил нож, который только что был в животе первого мужчины. За углом вскрикнули, и Чарльз спешно прижал пальцы к виску.
Разом прекратился хрип у ног Эрика, за углом перестали кричать. Ксавье в несколько шагов оказался вплотную к Леншерру. – Эрик, ты не должен был…
– А что я должен был, просто смотреть?! – запальчиво шикнул Леншерр. Он взмахнул руками, обозначая всю картину, которая ему разворачивалась. – Чтобы они тебя ограбили и убили?
– Они не планировали меня убивать, – то, как холодно звучал голос Чарльза, немного осадило Эрика. Это было слишком непривычно. – Избить – да. Забрать деньги. Неужели ты считаешь, что я им позволил бы это?
– Ты позволил увести себя, – Эрик сжал челюсти и вздёрнул подбородок.
– Ты считаешь либо что я не знаю, что делаю, либо что я беспомощен, – и взгляд у Ксавье был холодным. Леншерр привык, что голубые глаза обычно были яркими и светлыми, но не режуще-ледяными, как теперь.
Чарльз быстро проверил пульс у обоих мужчин, снова прижал пальцы к виску.
– Пойдём отсюда, сейчас им вызывают скорую.
– Куда? – Эрик отошёл на шаг, не желая, чтобы Чарльз дотронулся до него.
– Спать, Эрик, – уже мягче напомнил Ксавье. – У нас забронированы номера в отеле, а утром мы вернёмся в Уэстчестер.
Леншерр резко ощутил, что ни в какой Уэстчестер он не хочет. Не хочет больше слушать Эллу Фицджеральд, будь она неладна, не хочет бегать по утрам, не хочет играть в шахматы, плести металлическое кружево для Чарльза тоже не хочет. И тем более не хочет быть с людьми. Что в Германии, что в Америке люди одинаковые. Так они относятся друг к другу – как хотели отнестись к Чарльзу. А к тем, кто объективно лучше них, у кого есть способности сделать куда больше, относятся ещё хуже. Потому что боятся.

[Mr. X-man]

– Они будут в течение недели приносить свежие булочки в ближайший офис полиции, когда выпишутся из больницы. А потом посвятят свою жизнь бесплатной помощи дому престарелых, – голос Чарльза заставил Эрика вынырнуть из ледяных объятий собственных мыслей. Ледяная ярость – это то, что приносило ему комфорт, прятало и укрывало. Ксавье умудрялся залезть к нему под эти слои и греть.
Он снова улыбался. И Эрик пошёл следом.
– Ты это сделал.
– Конечно, – Чарльз пожал плечами так непринуждённо, как будто секунду назад ничего не происходило, как будто они вышли с концерта, и единственное, что было важно – это как Элла тянула ноты в конце.
– Ты можешь изменять сознание настолько? – Эрик и раньше так думал, но почему-то теперь от этого даже немного страшно стало.
– Это мелочи, я могу больше, – улыбка Ксавье стала шире. – Считай, что я им отомстил, пусть не за себя, но за других.
Надо же, Чарльз может мстить. Значит, может злиться.
Страшно. Леншерр понял, что в эту секунду боялся Чарльза так же, как его могли бы бояться люди. Их обоих. Это было неправильно, настолько неправильно, что Эрику захотелось себя ударить. Но с другой стороны, что могло бы быть логичнее этого страха перед телепатом, который способен изменить тебя? Стереть тебя и сделать кого-то нового?
«Я хочу ему доверять», – с удивлением понял Эрик. Потому что без доверия есть страх. С телепатом может быть только или-или, третьего не дано.
«Он хотел, чтобы я ему доверился», – Эрик вспомнил, как в дверях клуба Чарльз попросил его не волноваться.
Леншерр не заметил, как они дошли до отеля, оказывается, он был совсем недалеко. В его ладонь ткнулся ключ, Эрик бессознательно оценил его сплав, это уже было рефлексом.
Они ехали в лифте, и Чарльз прислонился спиной к стене, чуть запрокинул голову и закрыл глаза.
– Чудесная музыка, отличный клуб. Даже жаль, что я протрезвел, – он улыбнулся в зеркальный потолок.
– Можно продолжить в номере, – Эрик не хотел этого говорить, но слова сами соскочили с языка.
Чарльз удивлённо поднял брови, глянув на него, и усмехнулся.
– Да ты начинаешь понимать толк в веселье, мой юный друг. Но, пожалуй, мы оставим эту идею на потом.

[primorskaja]

Очень-очень нравится

[Alisa32]

Автор, спасибо за продолжение!! Очень нравятся и псевдо-мягкий Чарльз, и ревнующий Эрик.