Здравствуйте! Представляю вашему вниманию часть первую из пока не ясно скольки. Внимание! Чарльз-центрик, многослов, мало диалогов, возможен ООС Чарльза (но с другой стороны, никто и не знает, что он там и как 10 лет делал). В целом - ровная история о становлении Чарльза. Автор еще вдохновлялся заявкой с кинка, той, где Чарльз общается с Эриком через Церебро, пока тот в Польше. Так что имейте ввиду! В целом дело движется к хорошему такому миди, но автор немного встрял, и требуется пинок со стороны, если посчитаете дело стоящим.
Часть 1/1Первые пару месяцев Чарльз даже не вспоминает об Эрике, и именно так он отвечает всякому, кто решается упомянуть имя Леншерра при нем вслух. Чарльз нетерпеливо отмахивается от вопроса, поспешно переводит тему разговора, или просто разворачивается на своей коляске, изображая невнимательность и усиленную работу мысли, и буквально уходит от разговора, скрываясь в кабинете или библиотеке. Благо в дни после теракта, устроенного Магнето в Вашингтоне, есть, о чем подумать, и чем себя занять. Но ему не обмануть преданного, оставшегося с ним Хэнка, глядящего на него, прикованного к инвалидной коляске, сверху вниз со смесью жалости и страха. И Чарльзу не надо даже прислушиваться к его мыслям, чтобы понять истоки тревоги, все и так ясно. Маккой боится, до глухого бессильного отчаяния страшится его нового срыва. Чарльз бы и сам боялся этого, все же его трезвое состояние длится всего ничего по сравнению с годами, проведенными в каком-то мутном тумане жалости к себе, но сейчас не самое спокойное время для него, для всех мутантов, чтобы оставаться без единственной защиты – без своего телепатического дара. Профессор Ксавьер, понимает, что убежать на ногах, временно возвращенных сывороткой, от их новых не то врагов, не то друзей – он пока не разобрался - из правительства не выйдет, он раскрыт, о нем теперь знают, и файл с его именем хранится где-то в глубине секретных государственных архивов. И как бы он не хотел действительно иметь такую возможность – убежать от проблем, он больше этого не сделает, хотя бы ради Хэнка, потратившего десять лет жизни на него. И потому о своих неподвижных, мертвых ногах Чарльз тоже старается не вспоминать.
Больше месяца после побега Рейвен и Эрика Ксавьер безотлучно «гостит» в тринадцати километрах от столицы США в небезызвестном районе Лэнгли. Нет он не арестован, но у правительства слишком много вопросов и подозрений, чтобы отпустить единственного свидетеля и мутанта, предположительно лично знакомого с террористом Магнето. Именно так величают теперь человека, ответственного за многие его беды, и косвенно причастного к возвращению ему веры в себя одним лишь своим присутствием рядом: в прошлом и в будущем, увиденном в мыслях путешественника из будущего – Логана.
Хотя в руки ЦРУ они попали вместе с Хэнком Маккоем, как единственные свидетели, не сбежавшие с места событий, их вид Ксавьеру пришлось защищать одному, потому как Зверя отпустили через неделю, признав неопасным. Чарльз легко внушил им эту мысль. Маккой, по настоянию друга, вернулся в особняк, присматривать за домом, хотя противился самой идее оставлять профессора наедине с ЦРУ. Здесь с ним не было, как на Кубе, агента Мактагерт, которая имела некоторое влияние и могла снять с него подозрение хотя бы на время. И Хэнк беспокоился, что Ксавьер сейчас совершенно слаб, он еще не восстановился в полной мере после приема препаратов, да и вообще некоторые компоненты лекарства еще даже полностью не вывелись из организма, хотя уже и утратили лечебный эффект.
Будь Чарльз простым человеком, он бы давно попался в ловушки, ловко расставленные бесчисленным количеством допрашивавших его людей. Но он не был. И Хэнк волновался абсолютно зря. Лица сменяли друг друга каждый день, вопросы повторялись, перефразировались и задавались снова, Чарльзу угрожали, предлагали сделки, уговаривали, но тщетно. Люди, работавшие с ним, были опытными специалистами в допросах, но их попытки поймать его на лжи или утаивании были обречены на провал. Пусть Чарльз и, правда, был в своей далеко не самой лучшей форме, но чувствовал, что даже в таком состоянии, с мигренями из-за вернувшейся телепатии, с измучившей его постоянными болями спиной, и изматывающими ночными кошмарами, он может легко заставить этих людей делать то, что нужно ему. Но не это было его целью, ему нужен был мир с людьми, и потому он терпел, отвечал на вопросы, ожидая, пока ему поверят.
Это случилось через три недели его «гостевого визита» в ЦРУ. С первого же дня Чарльзу выделили скромную комнату в отеле через дорогу от главного штаба с односпальной кроватью, письменным столом, без телефона и телевизора, оборудованную для людей с ограниченными возможностями, где он должен был провести неопределённое время. Его права и распорядок дня на ближайшие дни ему объяснил безликий специальный агент в темном костюме и белой рубашке, приведший его в номер сразу после событий у Белого Дома, а невысказанное прочитал в его мыслях профессор сам. Не многое, агент не был посвящен в детали, но достаточно, чтобы понять, договориться будет не просто – страх людей после выходки Магнето в прямом эфире был практически осязаем. Ксавьера оставили на ночь одного, не посчитав опасным, однако профессор знал, что как минимум три камеры сейчас пишут каждый его шаг – громоздкая видеоаппаратура занимала два угла в комнате, просматривая ее насквозь, и одна была направлена на дверь ванной. Для коляски здесь было мало простора и Чарльз, раздражаясь, скрипнул зубами, когда с трудом сумел развернуться в пространстве с третьей попытки. Потеря ног во второй раз ощущалась не так остро, все же сейчас это был его личный выбор, пусть и сделанный под давлением, но иначе бы он никогда и не решился на это. Чарльз понимал, он просто еще не привык к ограниченности, не прошло и суток с момента, как он сделал свой последний шаг. Он проехал в ванную комнату, намереваясь освежиться, и стараясь отвлечься от размышлений о людях, которых он тоже видел, возможно, в последний раз не более нескольких часов назад. Вид хромированных, натертых до блеска металлических поручней, протянувшихся по периметру ванной, призванных облегчить ему жизнь, в первый момент вызвал глухую злость и желание вырвать их с корнем из стены, отделанной белым равнодушным кафелем. Мысль о наблюдающих за ним камерах и мгновенная ассоциация металла с Магнето помогли ему сдержаться, хотя и с огромным трудом. Профессор лишь глубоко вздохнул, прикрывая глаза, радуясь, что он временно заперт и не имеет доступа к инъекциям и алкоголю. И об Эрике отныне он больше вспоминать не собирался.
На следующее утро началась рутина. Каждый день в семь утра ровно в номер Чарльза учтиво стучал агент в таком же безупречном костюме и сверкающей белоснежной рубашке, как и тот, кто привел его в отель в первый день. Он дожидался, пока Чарльз откроет дверь, отвозил его в штаб, возвращая обратно к дверям номера ровно в восемь вечера. Весь день профессора занимали допросами с перерывом на обед, и он ощущал лишь растущее ощущение беспомощности и раздражения у его надзирателей. Они не могли добиться от него желаемого, а то, что Чарльз готов был им рассказать, не желали слушать. Он объяснял им про мутации, убеждал, что они не управляют мутантом, личность человека не зависит от наличия или отсутствия у него гена мутации, но они хотели знать местонахождение Магнето, хотели знать его планы и мотивы, хотели найти Рейвен. Но именно это Ксавьер им давать не собирался, даже если бы мог. Они проверяли его на детекторе лжи и даже пробовали гипноз, все подтверждало – профессор говорит правду. Так продолжалось тридцать три дня, а на тридцать четвертый в четыре пятьдесят две утра, когда Ксавьер обычно спал, на пороге номера появился сам Президент.
Чарльз проснулся буквально за полчаса до его визита, разбуженный возросшим тревожным фоном, который создавали агенты безопасности, выставленные по периметру здания для обеспечения безопасности первого лица страны. И только потому Ксавьер встретил Никсона легкой вежливой улыбкой, полностью одетый и готовый к приему гостей, и своей осведомленностью немало напугал президента. Никсон сумел скрыть удивление на лице, но в мыслях Чарльз уловил неприятное удивление и тревогу – президент сообщил о своем решении посетить мутанта лично только два часа назад, до того момента не обмолвившись никому. Никсон уверенно переступил порог номера, и служба безопасности закрыла за ним дверь, оставляя их одних. Президент молчал с минуту, разглядывая спокойного, уверенного в себе мутанта, телепата, после чего, опустился в кресло напротив и устало, словно признавая капитуляцию, произнес: «Что вы предлагаете»?
Ксавьер улыбнулся шире и, взяв со стола запечатанный белый конверт с эмблемой отеля, какие лежали в ящике его стола, протянул его президенту.
Часть 1/ 2 *** Вернуться в особняк оказалось и легко, и сложно одновременно. К его прибытию Хэнк успел привести в порядок большую часть дома, не тронул только спальню и кабинет профессора, хотя и боялся, что именно привычная обстановка спальни, где тот безотлучно провел более шести лет лет жизни, может спровоцировать срыв. Это Чарльз ясно увидел в его мыслях, но не нашел слов успокоить, сам опасался своей реакции на возвращение, хотя его душевный настрой сейчас был довольно оптимистичен. Из Лэнгли он вернулся с первой победой, президент одобрил идею создания школы для одаренных детей.
По дороге домой он строил планы, набросал схему перепланировки дома и примерный учебный план, и эти идеи грели его в пути, заставляя не замечать плачевное состояние спины и свое зависимое положение от других людей. Но стоило ему по возвращению домой скрыться за дверью своей комнаты, как радость от первой победы поблекла – оказавшись здесь он словно рухнул в прошлое, и на миг Логан, безумный побег из тюрьмы и Вашингтон показались наркотическим сном.
Хэнк все же побывал в его спальне, пустые бутылки из-под крепкого алкоголя, привычно раскиданные по полу, теперь исчезли, шприцы и ампулы с лекарством тоже испарились с прикроватной тумбочки, а вечно задернутые темные тяжелые шторы, столь полно пропитанные пылью, что было боязно их лишний касаться, были сейчас распахнуты, позволяя свету проникать сквозь огромные окна и наполнять пространство, изгоняя призраки депрессии и апатии.
Чарльз растеряно замер в центре комнаты, оглушенный навалившимися эмоциями, которые сейчас принадлежали только ему, а не сотням других людей, как с ним часто бывало. Он видел пыль, лежащую на всех горизонтальных поверхностях: на широком подоконнике, на захламленном бумагами и мелким мусором столе, на деревянных спинках двуспальной кровати, еще различал въевшиеся, глубокие темные царапины на мутном паркете, оставленные им самим в порыве гнева, когда он кидался всем, что под руку попадало, чтобы как-то унять боль и отчаяние первых месяцев. Он словно впервые за десять лет ясно видел комнату, в которой вырос, где познавал свою силу, умирал от страха быть пойманным, любил, погружался в депрессию, а теперь возрождался, получив еще один шанс.
Чарльз прикрыл глаза, ему было тошно от себя, на трезвую голову собственное поведение казалось омерзительным, впервые полностью осознанный стыд окрасил щеки алым, а сердце сильнее застучало в груди. И что-то разрушительное подкралось к его вновь восстановленной, еще чертовски слабой и тонкой защите, грозясь сломить ее и похоронить Чарльза снова.
Нет. Профессор волевым усилием заставил себя успокоиться, пресекая на корню надвигающуюся паническую атаку и отгораживаясь от темных мыслей. Теперь у него есть ради чего жить, и он не сдастся, он найдет силы вернуться к самому себе. Он, черт побери, будет продолжать надеяться! Чарльз развернулся в кресле и неожиданно поймал свое отражение в зеркале, висящем на приоткрытой, чуть покосившейся, дверце шкафа. Он замер, удивленно рассматривая себя, словно не делал этого долгое время. И был уверен, что так оно и было. Он сильно похудел, волосы уже отросли ниже плеч, и если раньше его это не заботило, и он неряшливо срезал концы ножницами, когда волосы становились чересчур длинными и начинали мешать, то сейчас эта неопрятность раздражала. Неудивительно, что Эрик смотрел так разочарованно… Стоп. Чарльз прикрыл глаза, отчего-то перехватило дыхание. Он посидел немного в тишине, стараясь дышать глубоко и ровно, просто слушая звуки родного дома, пытаясь отмотать время и вспомнить, каким он был до Кубы: нахальным, самоуверенным, способным изменить мир. Он и сейчас может, или может хотя бы попытаться.
К Церебро он обратился лишь спустя месяц после возвращения домой. Чарльз оттягивал этот момент как можно дольше, прикрываясь другими делами, все свое время посвящая приведению дома в порядок, организуя классы, спальни для будущих учеников, и оформляя бесконечную документацию, без которой было невозможно получить статус официального учебного заведения. Все эти дела отлично отвлекали от навязчивых воспоминаний, от тоски по сестре, от тоски по…, от постоянной изматывающей боли в спине, и головных болей из-за усилившейся телепатии. Чарльз не мог точно сказать, отчего это произошло, но его чувствительность к восприятию чужих мыслей возросла, и первые дни ему было тяжело ставить адекватные блоки, защищать свой разум. Благо в доме был только Хэнк, от него он научился отгораживаться очень хорошо, но Чарльз, при желании, теперь мог дотянуться до жителей ближайших домов, чего не умел никогда прежде. И это вдохновляло. Только теперь он начинал понимать, отчего отказывался долгие годы.
В обустройстве дома ему здорово помогал Хэнк, заметно ослабивший контроль за ним и снизивший уровень личной тревоги, чему Чарльз был бесконечно рад, ибо ощущать постоянно чужой стресс для него было тяжело. Рабочих все же пришлось нанять, чтобы ускорить завершение работ по перепланировке и беловой отделке, и при расчете стереть им память о местонахождении особняка. В том, что деятельность школы была санкционирована правительством, были и свои плюсы: скидки при закупке оборудования, учебников и реклама. Не то чтобы Ксавьер нуждался в деньгах, за время его бездействия семейные фонды только выросли, тратил он мало, только на обслуживание особняка, на еду, алкоголь, да Хэнк брал что-то на эксперименты. Процентов по вкладам за десять лет набежало прилично, но от субсидий государства профессор отказываться не собирался.
Месторасположение школы не знал никто кроме него и Хэнка (и Рейвен, и Эрика, но им тут всегда были рады, хотя Чарльз и не тешил себя надеждами их увидеть под одной крышей снова), это было главным условием сделки, и президент принял его. Хотя Ксавьер прекрасно понимал - правительство будет искать их всеми доступными способами. В свою очередь Чарльз обещал делать ежегодный отчет о деятельности школы и оказывать консультационные услуги. Это была расплывчатая договоренность, но пока обе стороны все устраивало. Шаткий мир был заключен. Чарльз получил допуск второго уровня и лицензию на открытие школы для одаренных детей, президент – поддержку мутанта-телепата и обещание консультировать. Это было начало.
Спустя всего месяц дом был полностью обустроен под нужды школы-интерната и готов к приему студентов, в газетах было дано объявление о наборе одаренных детей, до начала учебного года оставался месяц, и откладывать поиск учителей было более нельзя. У Чарльза на столе уже лежала стопка из пятнадцати заявлений с откликами на вакансию учителя, и кандидатов предстояло сначала проверить в Церебро, прежде чем приглашать на личную встречу. Чарльз не хотел видеть подставных агентов правительства в своем доме.
Церебро сияла начищенными до блеска поверхностями, шлем был бережно вытерт от пыли и готов к работе, панель приветственно перемигивалась разноцветными лампочками, и Чарльз, несмотря на то, что оттягивал этот момент до последнего, почувствовал, что полностью готов, и даже ожидает сеанса с нетерпением. Это не было тем восторженно-настороженным чувством, как в первый раз, или паническим страхом, как при первой попытке спустя годы, когда он, как и Церебро, был запылившимся и надломленным, но предвкушение человека, готового к испытанию себя. Хэнк, помня о последней их не совсем удачной попытке подключения, беспокойно всмотрелся в лицо друга, но профессор без колебаний надел шлем и кивнул Маккою. Начинаем.
Теперь Ксавьер спускался в подвал, где была установлена машина, каждый день. Он постепенно увеличивал нагрузку, начав с пяти минут и к шестому дню доведя время до получаса непрерывной работы с Церебро, сровняв его с показателями прошлой декады. Телепатия, словно отдохнув за годы простоя, работала как никогда четко и слушалась малейшего желания хозяина.
Чарльз сопротивлялся своим желаниям семь дней.
Рейвен он проверил еще при первом подключении, обнаружив, что она устроилась где-то в Техасе и с ней все хорошо, беспокоить ее он не стал, удовлетворившись тем, что сестра в безопасности. Узнать же судьбу Эрика он откровенно и страшился, и хотел. До конца текущего сеанса оставалось еще десять минут, все запланированные на сегодня задачи он успешно завершил, проверив последних двух претендентов на должность учителя, и теперь колебался перед выбором. Найти Эрика значило слишком многое. Он отпустил его, снова, и понятия не имел, какую дорогу решил избрать друг. Их встречи всегда были столь скоротечны, но оставляли после себя неимоверные разрушения, как во внешнем мире, так и в душах них самих. Подобно метеоритам, путешествующим в бескрайнем космосе, они сталкивались на доли секунды, но этого доставало, чтобы поменять жизнь каждого кардинально. И Чарльз боялся узнать, какую перемену привнесла в жизнь Эрика их последняя встреча.
Он боролся с собой еще с минуту, бездумно цепляя обрывки фраз людей и мутантов, проносящихся перед его внутренним взором, после чего, поняв, что устал «не думать» об Эрике, что незнание хуже правды, решился. Он максимально расслабился, открываясь предельно широко, сканируя своим даром всю северную Америку и дальше. Он был уверен, однажды, он сможет покрыть телепатией весь мир, но сейчас это было тяжело, и он надеялся, что Эрик не скрывался где-нибудь в Австралии.
Часть 1/3Чарльз вслушивался в каждый промелькнувший разум, но никак не находил тот самый, один единственный, необходимый сейчас. Страх уже начал понемногу просачиваться сквозь щит слепой веры, слепленный из мысли, что Эрик выживет в любой ситуации, неприятно покалывая беспокойством в груди, мешая концентрации. Время сеанса подходило к концу, и Ксавьер понимал, что, если не хочет свалиться на пару дней с жуткой мигренью, надо заканчивать. Но он не мог, еще сутки гнать от себя мысли об Эрике, гадать о его судьбе. Нет, он готов перетерпеть мигрень, но не неизвестность, и так оттягивал слишком долго. Профессор подавил нарастающий страх, заставил себя дышать глубоко и спокойно. На сорок пятой минуте сеанса, когда уже было просто опасно продолжать, он наконец услышал его, знакомый, ставший родным голос. Тот звучал словно из-под воды, но Чарльз знал, что не ошибается. Он нашел! Крепко уцепившись за звук, как за канат, Чарльз устремился к его источнику, и через мгновение увидел самого Эрика.
Картинка проступала медленно, постепенно дорисовывая окружающие Леншерра предметы, как на самопроявляющейся фотография на мгновенном снимке Полароид. Но Чарльзу были пока не важны детали, он не мог оторвать взгляд от лица мужчины, жадно рассматривая его чьими-то глазами. Тот осунулся, выглядел уставшим, и на шее был виден хорошо заживающий шрам от пули, выпущенной Рейвен. Это был Эрик, такой, каким его всегда знал Чарльз, простой, обаятельный, без маниакальных идей о превосходстве мутантов, и без болезненного стремления отомстить миру. Поняв, что он слишком засмотрелся, и это становится заметным, Чарльз отпустил сознание мужчины, в которого вцепился, боясь потерять контакт с этим местом, и постарался осмотреться, понять, куда занесло Эрика.
Канада, это определенно была Канада, Чарльз видел густой лес за окном помещения, где находился Леншерр, снег, горы, уловил координаты в мыслях присутствовавших здесь людей. Эрик сидел за столом, на простой деревянной скамье, был одет в столь непривычные для себя темные джинсы и синюю дутую куртку, расстегнутую сейчас полностью, и под ней была видна столь знакомая Чарльзу черная водолазка - дань прошлой жизни. Перед мужчиной стояла ополовиненная тарелка с густым супом, он обедал, пока его что-то не отвлекло. Казалось, Эрик чем-то взволнован, но и собственное сердце бешено стучало в груди, не то от радости, не то от перенапряжения – надо было заканчивать сеанс, но Чарльз просто не мог. Он не рискнул подключаться к Эрику, тот слишком хорошо знал ощущение присутствия телепата в голове, и вместо этого он легко коснулся мыслей сидящего поодаль мужчины, увлеченно поедающего картофельное пюре, и прислушался к разговору. Беседовал Эрик с миловидной темноволосой девушкой, на вид лет тридцати, она смотрела на мужчину напротив заинтересованно, как может быть заинтересована женщина в мужчине, с легкой, понимающей улыбкой.
- Какой он? – спросила она, явно продолжая их с Эриком разговор.
- Чарльз? – переспросил Леншерр, раздумывая как ответить, и сердце профессора пропустило пару ударов в ожидании ответа. – Он… я подобных ему не встречал. - В голосе звучало восхищение, приправленное грустью, виной и привязанностью. Чарльз ощущал его эмоции, даже находясь за тысячи миль.
Леншерр замолчал, словно не собирался продолжать, и девушка понимающе улыбнулась. Она нравилась Чарльзу, он коснулся ее сознания: не мутант, работает поваром, заинтересована в Эрике. Магда. Девушка тем временем бережно коснулась руки Эрика, лежащей на столе, накрывая стиснутый кулак своей аккуратной ладошкой в знак поддержки.
- Хочешь вернуться к нему? – спросила она.
Ответа Чарльз не услышал, его возможности достигли своего предела, в реальном мире что-то громко хлопнуло и профессора мгновенно выбросило в действительность. Голова раскалывалась, глаза слезились, сердце кувыркалось в груди, а в душе творилось что-то неопределимое. Он кое как разлепил ресницы и тут же увидел перепуганного Хэнка, стоящего перед ним на коленях. Тот что-то говорил, спрашивал, похоже ругал, но Чарльз не находил в себе сил на ответ. Он успел лишь послать Хэнку мысленный сигнал, что в порядке, прежде чем отключился.
Часть 2 / 1Осень наступила слишком быстро, закружив Чарльза в ворохе дел, и он был этому бесконечно благодарен. Постоянная занятость делами школы, беспокойство о статусе учеников-мутантов в обществе, об их безопасности, и первые учебные дни отнимали все силы, не оставляя времени на размышления ни о прошлом, ни о своих ограниченных возможностях к передвижению, ни об Эрике или Рейвен. После того случая, когда попытка найти Леншерра обернулась для него сутками без сознания, а потом еще двумя днями мигреней такой силы, что он не испытывал даже в детстве, когда только познавал свой дар, Чарльз пока не решался нарушать, оговоренную Хэнком продолжительность сеансов. И за полчаса он успевал разве что провести стандартную проверку потенциальных врагов и предполагаемых союзников в правительстве, да убедиться, что никто из двух набранных учителей не перешел на сторону врага, хотя на данный момент у них ни с кем и не было открытой конфронтации. К тому же Маккой теперь не оставлял его одного во время сеансов, беспокоясь, в первую очередь, за здоровье профессора и, во вторую, - за Церебро, и не без оснований, учитывая, что повозиться с ремонтом после последнего неудачного сеанса пришлось.
В целом, общественность отнеслась с недоверием к инициативе школы для одаренных детей, опасаясь, что ее деятельность будет направлена против людей, учитывая, что возглавлять ее будет мутант. И хотя публичных протестов пока не было зафиксировано, а поддержка государства немного усмиряла страхи и подозрения общества, не обошлось без угроз, которые Чарльз получал регулярно на свой адрес до востребования, и которые забирал Хэнк раз в неделю, когда выезжал в город за продуктами. Все письма были пропитаны страхом и ненавистью к мутантам, однако чего-то реально угрожающего их школе Ксавьер пока не видел. Несколько адресов, вызвавших у него беспокойство, он проверил через Церебро, но обнаружил лишь озлобленных людей-одиночек, способных на ненависть, но не на открытый конфликт. Теперь, когда факт существования мутантов стал широко известен, движение «за» и «против» набирали бороты, пока лишь пытаясь привлечь сторонников в свои ряды, и не проявляя агрессии по отношению к новому виду. Однако Чарльз подсознательно опасался развития конфликта и потому каждое письмо с угрозами старался тщательно проверять.
Всего на первый год им удалось набрать шесть студентов, из которых четверо были детьми - сиротами, и государство с заметным облегчением отдало их на попечение Ксавьеру, пока их пробуждающиеся способности не навлекли беду на остальных воспитанников, и еще двое - близнецы, один способный управлять водой, второй огнем, отданные в школу отцом-одиночкой. Возраст детей был примерно одинаков, близнецы были самыми юными, всего десять лет, и Чарльз видел в них огромный потенциал, а старшему мальчику было двенадцать, и он умел становиться невидимым, о чем Хэнк постоянно волновался, предвидя проблемы. Учителей в школе было пока двое кроме них с Хэнком, и в первый год профессор решил сосредоточиться на общих знаниях средней школы, с чем справлялись мисс и мистер Хентер – семейная пара средних лет с блестящим резюме и отсутствием подозрительных связей в прошлом, - и в навыках управления своим даром, за что отвечали Хэнк и сам профессор. Пока речь не шла о развитии способностей, но контролировать себя дети были обязаны уметь. Все это вызывало в Чарльзе такой небывалый подъем энтузиазма, что он, постоянно погруженный в обдумывание различных проблем или увлеченно работающий с учениками, стараясь к каждому найти свой подход, пришел в себя лишь к Рождеству, когда близнецов забрали на каникулы, учителя разъехались по домам, и они остались с Хэнком и четырьмя сиротами в особняке одни.
И впервые за долгое время Чарльз ни о чем не жалел, ни на кого не злился, он чувствовал себя на своем месте, знал, что не бесполезен, он снова чувствовал надежду.
Рождественский ужин завершился в десять, дети, довольные и уставшие, оправились спать, а Хэнк с профессором, выполнив роль Санты и буквально усыпав подарками пол под высокой, богато украшенной старинными игрушками из запасов Ксавьера, пушистой елкой, какую Чарльз не помнил здесь со времен своего раннего детства, неловко пожелали друг другу веселого рождества и тоже разошлись по комнатам.
Сон к Чарльзу не шел, но он, если быть откровенным, и не пытался уснуть. Сегодняшний день был спокойным, и Чарльз не чувствовал привычной изматывающей усталости, обычно помогавшей мгновенно провалиться в сон без мыслей. Потому, налив себе безалкогольный пунш в пузатый, тяжелый стакан для виски, который вот уже полгода ничего крепче сока в себе не содержал, Ксавьер закрылся в кабинете и расположился у окна, рассматривая белые деревья за окном, уютно укутанные снегом. Казалось бы, самое время начать рефлексировать, вспоминая утраченное, но настроение было спокойное, дом был пронизан ожиданием чуда, которое создавали дети, и мысли профессора блуждали где-то далеко, не концентрируясь ни на чем. Временами он зацеплял сновидения детей, и впервые за долгое время они были радостными и вмешательство профессора не требовалось, хотя первые месяцы он потратил много сил, помогая детям побороть свои кошмары, привыкнуть к новой жизни. Жаль со своими снами он не мог также легко разобраться. Старинные часы, принадлежавшие еще его деду, пробили полночь, и Чарльз усмехнулся, - самое время появиться Санте. Он подождал еще минут десять, словно и правда ожидал, что кто-то придет, после чего вздохнул, перестав отрицать очевидное.
Помещение с Церебро встретило его тишиной и темнотой, но стоило включить питание, как машина ровно загудела и замигала разноцветными огнями, точно новогодняя гирлянда. Чарльз еще раз вздохнул, даже не надеясь, что передумает, и решительно надел шлем.
Найти Рейвен снова оказалось не сложно, все-таки они столько лет провели бок о бок, он знал ее разум лучше своего. Девушка в своем истинном облике, затянутая в кожаную куртку и джинсы, лежала на постели, и Чарльз чувствовал, что рядом находятся другие мутанты, настроенные дружелюбно, мысли всех присутствующих были сосредоточены на празднике. Комната, где была Рейвен, явно находилась в заброшенном доме, свет давали только толстые восковые свечи на столе, в полумраке угадывались ободранные заплесневелые обои на стенах, шкаф без дверцы, местами прогнивший пол. На столе валялись коробки с недоеденной пиццей, бутылки с содовой и алкоголем стояли ровной батареей тут же . Вдоль стен располагались десять узких кроватей, прикрытых армейскими покрывалами, и все это напоминало не то убежище, не то ночлежку.
Рейвен молча рассматривала потолок, когда часы в доме пробили полночь, Ксавьер не стал специально узнавать ее местонахождение, чтобы избежать соблазна навестить лично, но разница в час дала ему подсказку, - сестра была не так далеко. Пока он осматривался, Рейвен поднялась с постели и подошла к окну. Здесь земля тоже была усыпана снегом, в окно не просматривались другие здания, только лес в километре от дома, да заснеженные поля.
- С Рождеством, Чарльз… - прошептала Рейвен, салютуя своему же отражению в стекле подхваченным с подоконника стаканом, наполненным алкоголем, и отпила его содержимое.
Ксавьер колебался недолго, тоска по сестре пересилила обещание не беспокоить девушку, и он бережно коснулся ее разума привычным жестом.
- С рождеством, Рейвен.
- Чарльз? – сестра резко развернулась на месте, расплескав остатки виски, взволнованно осматриваясь вокруг. – Ты…
- Я дома, прости, что беспокоил, но… Рождество…
- Все в порядке. Ты в порядке?
- Да, все хорошо, - Чарльз старался передать всю свою любовь и тоску через их контакт и ловил такое же ощущение от сестры. – Ты ведь знаешь… это и твой дом.
- Чарльз… - прошептала Рейвен, - не надо. Я не вер…
- Прости, – он помолчал.
- И ты меня.
Неожиданно дверь распахнулась, громко стукнувшись о стену, и в комнату ввалилась группа молодых людей, мутантов. Один из них устремился к девушке и тут же подхватил ее на руки, закружил в объятиях, утягивая в общее веселье. Ксавьер не стал смотреть дальше, он негромко попрощался и выскользнул из мыслей сестры, не заметив, как от тоски у нее сжалось сердце.
Часть 2/2Следующим по графику рождественских посещений Ксавьера был Эрик, и профессор, не давая себе возможности передумать, потянулся мыслями к знакомому разуму. В этот раз найти его было проще, Эрик все еще находился в Канаде, и Чарльз снова не рискнул читать его мысли, хотя ощущал его присутствие очень ярко. Он поискал другие разумы рядом и с удивлением узнал знакомый уже образ мысли, принадлежащий девушке, виденной им в прошлый раз с Леншерром.
Он мягко и незаметно проник в ее мысли и огляделся глазами Магды. Эрик спал на краю неширокой, продавленной кровати, укутавшись в тонкое, местами проеденное молью одеяло, и Чарльз видел лишь его мерно вздымающуюся в такт дыхания спину. Магда сидела рядом и тихо напевала что-то, ласково перебирая заметно отросшие русые волосы Эрика, присутствие телепата в своей голове она не заметила.
Профессору было ясно, что Магда спала еще минут десять назад, лежа на той же кровати, что и Эрик, и разбудил ее кошмар мужчины, сейчас изгнанный нежной мелодией, звучащей в тишине рождественской ночи. Магда вздохнула и прекратила напевать, она чувствовала себя уставшей, но счастливой.
Комнатка, где они спали, была небольшой, но уютной, в углу примостилась небольшая елка, под которой, как и в особняке, лежали подарки, только завернуты они были в простую коричневую бумагу, и было их всего два. Леншерр не отмечал рождество на памяти Чарльза, но очевидно, делал это для Магды. До рассвета оставалась пара часов, но девушка решила не ложиться. Чарльз чувствовал ее поверхностные эмоции: грусть, беспокойство за Эрика, но они не давали всех ответов. Он копнул глубже, находя то, что искал, узнавая, что Эрик все еще работает лесорубом, что Магда знает о его тайной личности Магнето, что она не боится, что она его любит. И он отвечает взаимностью.
Это было столь неожиданное открытие, что в первый момент Чарльз едва не потерял контакт с ее разумом. Он заставил себя успокоиться, отбросить взметнувшиеся в груди чувства. Тем временем Магда прошла к столу и уселась на хлипкую табуретку. Перед ней лежали разорванные на неровные клочки письма. Она взяла несколько обрывков, пытаясь совместить текст, но тот, кто их рвал, постарался на славу. Чарльз даже не пытался разобрать текст, пока не заметил свое имя и не узнал почерк Эрика. Это письмо было адресовано ему, понял он, и частично прочел подтверждение в мыслях Магды. Девушка теперь плакала и видеть ее глазами становилось сложно, а Чарльз терялся в догадках о причинах, потому как вычленить что-то из ее обрывочных мыслей стало сложно. Он присмотрелся как сквозь мутное стекло к словам на бумаге и различил несколько фраз помимо своего имени, и среди них часто повторялись «прости» и «друг мой».
В реальности запищал таймер, выставленный Чарльзом перед сеансом, и он с сожалением покинул мысли девушки, бросив напоследок короткий взгляд в сторону спящего. Как бы он не хотел узнать больше, но искать дальше ему просто не позволяла его этика, и так он нарушил все созданные им лично правила в отношении телепатии. Он и так позволил себе слишком много, но он хотел быть уверен в безопасности Эрика, по крайней мере этим Ксавьер оправдывал себя.
Чарльз медленно, словно этот сеанс потребовал всех его сил, стянул шлем с головы, выключил питание машины, щелкнув несколькими тумблерами, и, стерев влагу со щек рукавом свитера, покинул помещение.
-
-
31.07.2016 в 18:06Внимание! Чарльз-центрик, многослов, мало диалогов, возможен ООС Чарльза (но с другой стороны, никто и не знает, что он там и как 10 лет делал). В целом - ровная история о становлении Чарльза. Автор еще вдохновлялся заявкой с кинка, той, где Чарльз общается с Эриком через Церебро, пока тот в Польше. Так что имейте ввиду!
В целом дело движется к хорошему такому миди, но автор немного встрял, и требуется пинок со стороны, если посчитаете дело стоящим.
Часть 1/1
-
-
31.07.2016 в 18:13-
-
31.07.2016 в 18:16-
-
01.08.2016 в 23:17-
-
20.08.2016 в 19:44-
-
20.08.2016 в 19:46-
-
21.08.2016 в 19:30-
-
21.08.2016 в 19:44-
-
22.08.2016 в 13:02-
-
19.09.2016 в 08:58